I’ve been living in Portland for the past couple of years, and during this time I learned that a large number of immigrants from the former Soviet countries live in the Pacific Northwest. The majority of them immigrated here as refugees persecuted for their religious beliefs after the collapse of the Soviet Union. I have always been interested in what is going on in the local immigrant community, but in reality, I haven’t been in touch with folks much. Folks whom I sporadically encountered in Portland reminded me of the cultural and political context that we come from. Our interactions triggered in me both the collective trauma our societies have been going through and my individual traumas of growing up in eastern Ukraine during the years following the collapse of the Soviet Union. Some interactions brought up more recent political conflicts that were especially painful to be reminded of, because the wounds are still fresh and bleeding. I’ve also noticed how some local organizations attempt to tap into folks’ religious beliefs and values with the purpose of converting them into political support of a conservative political agenda in the United States.
At the same time, I came across a publication on the Slavic community in Multnomah County(2), published in 2014 by the Coalition of Communities of Color and Portland State University. This report brings attention to the numerous challenges that the community faces, such as economic difficulties and access to jobs, housing, education, and culturally-specific services that have taken up a systemic form. The report emphasizes that “the experiences of the Slavic community are best understood through a lens of racism” and that the community experience has much solidarity with other communities of color.
Based on the information provided in this report, in my opinion, the reinforcement of the ideologies and institutions of settler colonialism and white supremacy offered by the advocates of the conservative political agenda doesn’t benefit the community or bring that promised salvation from economic hardship. Rather, it exacerbates the systemic inequality experienced by the Slavic immigrant community, and further polarizes U.S. society. I see the path of solidarity with BIPOC communities and common action toward equity and social justice as a better long-term solution for the community.
This year, I founded the Center for Art and Human Cooperation (CAHC), an artist-initiated institution committed to supporting mutual understanding and solidarity through art and culture at the cross-communal, cross-cultural, and international level. In Portland, Oregon, CAHC plans to support and create opportunities for learning and exchange among diverse Portland communities, and bringing attention to the diverse experiences and values of immigrants from the former Soviet countries. CAHC has recently launched art tours in Ukrainian and Russian languages with a focus on cultural events organized by BIPOC artists, creators, and organizations. Other programs include the International Acquisition Committee, an art-centered education program at Dr. Martin Luther King Jr. School Museum of Contemporary Art (KSMoCA), and occasional food-based events.
In the framework of the CAHC’s Ukrainian and Russian-speaking community outreach program in Portland, I talked with Elvin Rzaev, a Ukrainian playwright and sous-chef, about his experience of immigration to the United States and his life in Portland, Oregon. With Elvin’s permission, I am also sharing here an excerpt from his play, ‘ATO. Monologue of a Military Psychologist,’ which was written using the verbatim technique: based on an interview with a real military psychologist who went through the war in eastern Ukraine in 2014.
Illia Yakovenko: Hi! How long have you been living in Portland? What do you do here?
Elvin Rzaev: September marked five years since I have been living in Portland. Currently, I work as a sous-chef at the Victoria Bar.
Illia: What made you move to the United States and how did you end up in Portland?
Elvin: My aunt, uncle, and two cousins live in Portland. This is why I came here. I got a green card because they have lived here for a long time. I visited the U.S. every summer break, and after I graduated from college I realized that I feel myself limited in Ukraine, and so I decided to move to the U.S..
Illia: We are going to publish an excerpt from your play, but for some reason you have introduced yourself as a chef at a bar rather than a playwright or a writer. How do you identify yourself professionally?
Elvin: I was trained as an actor in college and I can say that I’m a playwright. But right now my occupations are Chef and Manager. But nothing prevents me from doing all of these professional activities at once.
Illia: Why did you decide to become a playwright?
Elvin: I started to write plays the same year I got accepted to the acting department at Kyiv Karpenko-Kary National Theatre, Cinema, and Television University. I was annoyed by the lack of new plays at my college. They had only Kaidashev’s Family.(3) During my studies I didn’t fit well into the format of my program. I was different because I didn’t like this antiquated system and school. I was more interested in new texts and a new vision of theater.
Illia: How has your move to the U.S. affected your opportunities for creative professional development?
Elvin: It hasn’t had any impact. I was able to creatively develop in Ukraine. But now I’m not an actor. I don’t work as an actor. And nothing prevents me from working as a playwright here, or in Ukraine, or elsewhere because people read and perform my plays everywhere.
Illia: Before you moved to the U.S. you had been immersed into the Ukrainian reality and you had been writing plays which resonate with that reality. Were you able to find topics for yourself that resonate here in the U.S.?
Elvin: Yes, my plays are more in tune with Ukraine, it’s true. But my last play will resonate with Ukraine and with other places such as the [United] States, Europe, and I don’t know… Because it’s a global issue. In the States my plays haven’t been performed yet, but I just sent one of my plays to an American film director in Portland. Let’s see where it may get me.
Illia: What topics did you explore in Ukraine?
Elvin: In Ukraine, my play, Diary of Maidan,(4) resonated a lot. I’m one of its playwrights. And I’m a playwright of the play, ATO.(5) Monologue of a Military Psychologist. And it had a resonance in Ukraine and Europe and with current events that keep happening. And I also wrote mundane plays, so to say, about everyday hard life in Ukraine and beyond.
Illia: What is your last play about and why do you think it is relevant everywhere?
Elvin: Because I bring up themes such as drugs, sex; transgender, gay, and lesbian [identity]; breast implants, etc. I think these days it’s going to resonate everywhere.
Illia: Do you feel connected to Ukraine while in Portland?
Elvin: It is a difficult question. I think I feel connected to my family from Ukraine who stayed in Ukraine. But with Ukraine itself, probably not anymore.
Illia: Do you feel yourself connected to Portland’s community of immigrants from Ukraine or from the former Soviet countries in a broader sense?
Elvin: No [laughing]. No. And once again: NO! And please don’t cut it out, publish it the way I said it. It is a matter of principle. I’m allowed to speak the truth, right? When I moved to the U.S. I decided that I won’t interact with the so-called community because of a number of different reasons, which I won’t tell.
Illia: Do you consider yourself a part of some other community in Portland?
Elvin: I do not associate myself with any community.
Illia: What difficulties have you encountered after moving here from Ukraine?
Elvin: Health insurance, which annoys me, and closed gay communities. It seems like things should be more open, but a few closed gay circles or communities have formed in Portland that never take new people in. They are very isolated in relation to one another.
Illia: Turns out you interact and are in touch with Portland’s gay community.
Elvin: I’m in touch with people from this closed gay community. Sometimes. When I just moved, I tried to enter one of these closed circles and realize that I do not belong there, because people see me as fresh prey. Because I’m so new in this town, no one knows me, and everyone wants to get close with me.
Illia: Do you have any favorite places in Portland that are in some way connected to Ukrainian culture or culture from the former Soviet Union and your experience of growing up in Ukraine?
Elvin: Russian grocery store. I buy sardelki and selyodka [sausage links and pickled herring]. I miss sardelki and selyodka.
Illia: What advice would you give to immigrants from former Soviet countries based on your experience of immigration?
Elvin: Stop being limited with who you interact with. Stop going only to Russian grocery stores. Learn to go to other stores, go to different places, communicate with different people outside of the community. Communicate with Americans. Because we live in the United States and we moved to the United States, not to stay among ourselves and get green bills. This is my advice and experience. Maybe it will, to some extent, answer your previous question of why I don’t keep in touch with the community.
Illia: Where can folks go to expand their experience of interaction with other people, where exchange can take place?
Elvin: It depends on a person and their age and what they are interested in. Younger people may go downtown and get some beer in a bar and meet a million new friends and start hanging out with them. Go and buy coffee, not from babushka Valya, but from Claudia Schiffer. Just leave the house and meet people.
Excerpt of ATO. A MONOLOGUE OF A MILITARY PSYCHOLOGIST
Written by Elvin Rzaev, Andrei Mai
translated by Illia Yakovenko. Italicized words are cities in Ukraine
[…]
(NO CHANGES AT THE EASTERN FRONT.
HOW LONG CAN IT STAY WITHOUT CHANGES?
IRON GETS HOT BEFORE DEATH.
AND PEOPLE IT TOUCHES GET COLD.
DON’T TELL ME ABOUT SOME LUHANSK.
IT TURNED INTO HANSK LONG AGO.
LU– GOT LEVELED DOWN INTO RED ASPHALT.
ME FRIENDS ARE HOSTAGES BUT DO—not able to get to—NETSK TO GET
THEM OUT OF THE BASEMENTS AND FROM UNDER THE BASEMENTS AND DEBRIS.
YOU WRITE POEMS AS BEAUTIFUL AS VYSHYVANKAS.(6)
YOU WRITE POEMS WHICH ARE PERFECTLY SMOOTH.
HIGH POETRY, GOLDEN.
NO POETRY POSSIBLE ABOUT WAR.
ABOUT WAR ONLY FRAGMENTATION EXISTS.
ONLY LETTERS AND ALL OF THEM ARE RRRRRR.
PERVOMAYSK GOT BOMBED TO PERVO AND MAYSK.
YOU CONSTANTLY WORRIED, AS IF IT’S THE FIRST TIME.
WAR HAS ENDED THERE AGAIN.
BUT PEACE HAS NEVER BEGUN.
AND WHERE IS [DE]BALTSEVE?
WHERE IS MY [DE]BALTSEVE?
SOSURA(8) WILL NEVER GET BORN THERE.
NO PEOPLE ARE GONNA GET BORN.
I’M LOOKING AT THE COLOR HORIZON.
IT’S TRIANGULAR. TRIANGULAR.
AND THE FIELD OF SUNFLOWERS TURNED DOWN THEIR HEADS.
THEY’VE BECOME BLACK AND DRY.
SAME AS ME, TERRIBLY OLD.
AND I’M LUBA NO LONGER, ONLY BA.)
After my last trip. About two weeks ago. I was on my way to Debaltsevo and…toooooooo… the areas that are near Debaltsevo. Hmmm… curious why? Because psychological work is carried out before the military action, during the military action, and after the military action.
And there I had my first… emmm… experience of psychological support during the military action. Hmmmm… and very, very interesting, and… emmmm… I was there… emmm… about twelve days and in these twelve days… emmm… I had experienced many emotions and I felt that a whole year had passed. Emmmm… because our mind remembers only the most vivid moments and the ending. It doesn’t remember the rest in the form of a coherent story. And down there everything was happening in vivid moments.
I more or less knew where I’m going, and that I’m going. And, by the way, until then I had never used an assault rifle… emmm… and never rode an armored vehicle. Because we haven’t had such things before. At all. Even in the army. So. And down there… emmm… we got equipped with everything necessary thanks to volunteers. Warm clothes. Because if I had waited for stuff from the military… emmm… I would have gotten frozen to death. [Drinks something]. They gave us a bulletproof vest, a helmet…aaaand… I headed off.
Emmmm… What I find interesting? There I realized that I need to wear contacts. Because… emmm… of the strong wind, when you’re moving on top of the armored vehicle, the wind blows right into your eyes. So you should wear a balaclava. But the vapor from the balaklava flows up to your glasses and you get completely blinded. Aaaaah… and you have to constantly be looking out for people with grenade launchers who try to shoot at you.
Emmm… Some houses are standing destroyed by artillery. Stepped outside, someone made a shot and that’s it. A sniper. They can shoot from… emmm… the distance of two and a half kilometers… A sniper… A shot… That’s it… I worked with a division. Aaaaah, we got to the command center. It is located right in Debaltsevo. And then we headed up to the area where the military confrontation had been taking place. Area where we were was also an area of military confrontation, but we headed further up to the first line of defense.
If you look at the anti-terrorist operation map… emmmm… you’ll notice that the line somewhat goes straight, and then there is an area that stands out and then it continues straight. That area is Debaltsevo and its suburbs. So we went straight there, eeemmm, to the frontline. When… Wait. I’ll tell you what I was doing there. But first. After I got back. I didn’t pay attention at first. I thought that everything was alright. But my friend told me that some of my hair turned gray.
I got prescribed tranquilizers and sleeping pills. Because at first I didn’t sleep well. It was bad. We got hit by artillery seventeen or twenty times a day out there. Aaaaand… out there, you get used to the noise somehow.
But back here, when you get back… aaaaah… go to bed, the silence is very scary. And this is the reason why… you’re in Kyiv, you’re running errands all over the city, then you go to bed and dream about Chechens who torture…. Emmm… arms torn off and things like that. Emmm… And it’s curious how I learned to distinguish the sounds…. Distinguish if an incoming shell was launched from a Grad rocket launcher, a self-propelled artillery, or something else.
What were the main challenges out there? We got to a battalion. Its command center was located in an abandoned coal mine. What was good about that? Because it was a bomb shelter. You could react in six seconds and try to run down to the shelter. And the divisions of the battalion are like checkpoints on the terrain on the ground… They call it a valve. Meaning, those who let in and out. First, in a kilometer or two there was a valve that belonged to the separatists. When we got there, everyone was surprised that we wanted to stay with them.
Because since they got stationed there two month ago no one from the military came to visit them. One commander came, saw an incoming shell, said “Hang in, fellas!,’ and took off. They were completely separated from everyone. In terms of armed vehicles…emmmm… I’ll keep stressing it out, it is the frontest line of defence! You couldn’t go any further than that. The battalion had only one armored vehicle. And it was broken. Their wifes were looking for missing parts at street markets in the Volyns’ka Oblast and then tried to pass them along with volunteers to the frontline, so they could somehow fix this armored vehicle. Technical supply— NONE.
The temperatures dropped below -20°C degrees Celsius (-4F). Normally it was about -10°C, -12°C (10F). We had to take a bath in the river. Hilly terrain, constant blow of wind. So you took a bath in the river… aaaand… you get immediately blown all over your body with the wind. So I realized what I need to feel happy.
One time someone gifted me valenki(8), and I realized that I’m the happiest person in the world. Because in order to…. to communicate with people, I had to spend time with them at the outposts and I had to fight back during the attacks, when… emmm… the fire was coming in from the side of the adversary. Aaand… to coordinate the movements, to look where snipers were shooting,,, emmm…. But the most difficult part was to spend the whole night at the outpost, when it is so cold, and you realize that you’re not different from anyone else there. When I got valenki, I realized that I’m the happiest person in the world. Aaand… later I realized, when they once took us for a half an hour to the main control center, and we had an opportunity to take a shower. I took it two times. And that’s it. Now everytime I go to bed, I aaaam grateful, I’m a religious person. I thank god for the opportunity to keep my feet warm and to take a hot shower regularly.
Emmm… a significant problem with the local population. They can’t get their salaries or retirement payments for 4-6 months in a row, and children have to walk for 40-50 minutes to get to the nearest checkpoint where they might get some food that volunteers bring to soldiers. So they won’t starve, because there is no bread in villages. Someone must take care of these people. They didn’t have electricity for three months.
The military came and fixed the electricity. What else? More interesting memories. We lived in trenches, in a dugout. The dugout was dug… emmmm… by people and thus…. Emm… it was very narrow and… emmm… was for the most part only able to protect from the wind. It was a meter and seventy five centimeters (5’9”) deep, and I’m a meter and eighty five centimeters (6’1”) tall. The width: a meter and fifty centimeters (5’) and the length: two and a half meters (8’). And there are two of us inside. We had a makeshift bunk bed. We lived there. I occupied the top one. I had 25cm (10in) from the ceiling or the logs that served as our ceiling. Every time I turned from one side to another I touched the ceiling with one of my arms.
Emmm… After getting back I found out that my lungs are messed up. Because we had a bad potbelly stove to keep us warm. The fumes were getting out. And so we had a choice to either freeze or breathe the fumes. This is why I always slept wearing a buff to avoid suffocation.
What else is interesting about that? The warm air was rising up and all the smoke was rising up as well. This lieutenant colonel—who occupied the bottom bed—he is… emmm… a larger person and there was no way he could climb onto the top bed. So I was the person who was inhaling the fumes… emmmm… but another interesting thing is that we had no protection from the artillery. If only we had had a bomb shelter… The only place we could hide was the dugout. But we already were inside the dugout… And if a shell lands in… a shall lended in 200 meters (650ft) from us, or from me, because… emmmmm… where it landed the fragments ripped off… emmmm… part of the head… emmm… of one of my colleagues, and the second lost his legs.
Emmm…. This is why when we heard rattling… emmmm… Your first reaction is that you should run somewhere and hide… emmm… but you already were in a most protected place out there and so there was no need to run anywhere. But if you get hit by a… you understand that you’ll… emmm… get smashed under the debris or… eeeemmmm… if it’s a direct hit… but it’s better to get a direct hit… you’ll get instantly killed then. If it is not a direct hit you’ll get stuck under the collapsed dugout and will be dying painfully and slowly. Or you’ll get a disability or something else… This is why… emmm… the value of life in and of itself… emmm…. It increased in value. Because you can’t plan your life even for the next 5 or 10 minutes… emmmmm… The artillery is constantly firing… constantly…
[…]
Footnotes:
(1) The interview was conducted in Russian. The play, excerpted after the interview, includes both Russian and Ukrainian. Translated by Illia Yakovenko.
(2) Curry-Stevens, A. & Coalition of Communities of Color (2014). The Slavic Community in Multnomah County: An Unsettling Profile. Portland, OR: Portland State University.
(3) a 19th century play
(4) Maidan is one of Ukraine’s main public squares where the revolutionary events of 2013-14 took place
(5) Anti-Terrorist Operation abbreviated
(6) a traditional Ukrainian embroidered shirt
(7) a prominent Ukrainian poet
(8) felt boots
Illia Yakovenko (he/him) is an artist from Ukraine, the founder of the Center for Art and Human Cooperation (CAHC), and a Fulbright MFA Candidate in Art + Social Practice at Portland State University. Illia grew up in Mariupol, eastern Ukraine, and spent a major part of his life there. Illia’s family still lives in his hometown, so he has kept strong ties to the region and cares about its well-being. Unfortunately, Illia’s home is currently going through war. In his art practice, Illia explores ways of creatively addressing conflicts and supporting cross-communal, cross-cultural, and international mutual understanding and solidarity by means of participatory and socially-engaged art making. His goal is to support and create spaces for collectively imagining and enacting a just, equitable, and peaceful present(s) and future(s). https://illia.cf/
Center for Art and Human Cooperation: https://www.instagram.com/cahc.art/
Elvin Rzaev (he/him) was born in Kyiv, Ukraine, and currently lives in Portland, OR. Elvin’s parents met at a shashlyki (a culturally-specific barbecue), which, in his opinion, makes complete sense for an Azerbaijano-Ukrainian family. Since then, his life has been unfolding in the southern steppes of Khersonshchyna, on the Baku seaside, and in the Portland mountains of North America. After graduating from the specialized School #91 and performing his first theater play at the Young Spectator’s Theatre, Elvin continued his education in a theater college. In 2012, Elvin got involved in the movement called the New Ukrainian Drama and started to write plays. Soon his play, ATO. A Monologue of a Military Psychologist (directed by Andrei Mai; written by Elvin Rzaev and Andrei Mai), was staged in Moscow in an underground fashion to bypass censorship. Since then, the play has been performed in Austria, Slovakia, Northern Macedonia, and Ukraine.
Я живу в Портленде на протяжении последних двух лет. За время моего пребывания тут я узнал, что в этом регионе живет довольно значительное количество иммигрантов из пост-советского пространства. В основном это люди иммигрировавшие после распада Советского Союза в статусе беженцев преследуемых за свои религиозные убеждения. Мне всегда было любопытно узнать, что происходит в сообществе, но в реальности, я не был особо в контакте с ним. Люди, с которыми я сталкивался в Портленде, напоминали мне о культурном и политическом контексте тех мест, откуда мы родом. Наше общение триггерило во мне коллективную травму, через которую прошли наши общества, и мои личные травмы взросления на востоке Украины в годы после распада Советского Союза. В некоторых случаях в разговорах затрагивались текущие политические конфликты, и это было особенно болезненно, потому что конфликты по прежнему не разрешены и приносят боль. Еще я обратил внимание на то, что некоторые местные организации пытаются обращаться к ценностям и религиозным убеждениям сообщества с целью их конвертации в политическую поддержку консервативной политической повестки в США.
В тоже самое время, я наткнулся на публикацию «The Slavic community in Multnomah County», опубликованную в 2014 году the Coalition of Communities of Color и Portland State University. Этот отчет уделяет внимание многим проблемам, с которыми сталкивается коммьюнити, таким как экономические трудности, доступ к работе, жилью, образованию и специфическим культурным сервисам и указывает на то, что эти проблемы обрели систематический характер. В отчете отмечено, что опыт сообщества лучше всего можно понять через призму расизма и что этот опыт сопоставим с опытом других communities of color.
Исходя из информации в этом отчете, на мой взгляд, усиление идеологий и институтов колониализма и белого превосходства, которые предлагаются адвокатами консервативной политической повестки, не улучшает условия жизни сообщества и не приносит обещанного спасения от экономических трудностей. Напротив, оно только усиливает системное неравенство, которому подвергаются иммигранты из постсоветских стран и глубже разделяет американское общество. Путь солидарности с другими BIPOC сообществами и совместная борьба за социальную справедливость мне видится более эффективной альтернативой.
В этом году, я создал Центр мистецтва та людської взаємодії (CAHC) — само-инициированную институцию, которая средствами искусства поддерживает взаимопонимание и солидарность между сообществами и на интернациональном и межкультурном уровнях выстраивая фундамент для совместного действия и социальной справедливости. В Портленде CAHC планирует поддержку и создание возможностей для обмена между разнообразными портландскими сообществами и привлечение внимание к различному опыту и ценностям иммигрантов из постсоветского пространства. CAHC недавно запустил художественные туры на украинском и русском языках с фокусом на культурных событиях организованных BIPOC художниками и организациями. Другие программы включают в себя Комітет міжнародних придбань, художественная образовательная программа в Dr. Martin Luther King Jr. School Museum of Contemporary Art (KSMoCA), и спорадические события с едой.
В рамках программы Центра мистецтва та людської взаємодії по сотрудничеству с украино- и русскоговорящим сообществом Портленда, я поговорил с украинским драматургом и су-шефом Эльвином Рзаевым о его опыте иммиграции в Америку и жизни в Портленде. С его согласия я также публикую отрывок из его пьесы «АТО. Монолог военного психолога», которая была написана в 2015 году в технике вербатим, на основе интервью с реальным военным психологом прошедшим через войну на востоке Украины.
Илья Яковенко: Привет! Как давно ты живешь в Портленде и чем ты тут занимаешься?
Эльвин Рзаев: В сентябре было пять лет как живу в Портленде. Сейчас я работаю cу-шефом в Виктория бар.
Илья: Как ты переехал в Америку и оказался в Портленде?
Эльвин: В Портленде у меня живут тетя, дядя, две двоюродные сестры, поэтому я оказался тут. Из-за того что они живут здесь долгое время у меня есть гринкарта. Я приезжал каждый год в Америку на летние каникулы, а когда закончил университет, то понял, что мне стало тесно в Украине и я решил переехать в Америку.
Илья: Мы собираемся опубликовать отрывок из твоей пьесы, но ты почему-то представился шефом в баре, а не драматургом и писателем. Как ты себя идентифицируешь в профессиональном плане?
Эльвин: Я по образованию актер и могу сказать что драматург. Но сейчас я по профессии повар и менеджер. Но это не мешает соединять мне две эти деятельности вместе.
Илья: Почему ты решил стать драматургом?
Эльвин: Когда я поступил в Карпенко Карого [Київський національний університет театру, кіно і телебачення імені І. К. Карпенка-Карого] на актерский факультет то в этот же год я начал писать пьесы для театра. Меня раздражало отсутствие новых текстов в университете. Там была только «Кайдашева сім’я». Когда я учился я не сильно попадал в формат моего курса. Я отличался тем, что мне не нравилась эта старая система и старая школа. Меня больше интересовали новые тексты и новое видение в театре.
Илья: Как твой переезд в Штаты повлиял на твою возможность творчески реализовываться?
Эльвин: Никак не повлиял. Я творчески реализовывался в Украине. Но я сейчас не актер — я не работаю актером. А драматургом мне ничего не мешает работать здесь, либо в Украине, либо еще где-нибудь, потому что мои тексты читают и ставят в разных местах.
Илья: До переезда ты был погружен в Украинскую действительность и писал пьесы, которые с ней резонировали. Нащупал ли ты для себя темы, которые бы резонировали здесь — в Америке?
Эльвин: Да, мои тексты конечно больше резонируют с Украиной, это правда. Но последний мой текст должен резонировать и с Украиной и с разными местами: и со штатами, и с европой, и не знаю… Потому что это такая более глобальная история. В штатах мои пьесы пока не ставились, но я отправил один мой текст одному американскому кинорежиссеру в Портленде. Посмотрим что будет.
Илья: С какими темами ты работал в Украине?
Эльвин: В Украине резонировала пьеса «Щоденники Майдану». Я один из ее драматургов. И я драматург пьесы «АТО. Монолог военного психолога». И она резонировала в Украине и в европе и с нынешними событиями, которые продолжаются. А также у меня были более, так сказать, обыденные пьесы про более обыденную суровую жизнь в Украине и не только.
Илья: О чем твоя последняя пьеса и почему ты считаешь, что она актуальна глобально?
Эльвин: Потому что поднято несколько вопросов, такие как наркотики, секс, трансгендерность, геи, лесбиянки, искусственная грудь, много всего… Мне кажется она в нынешнее время резонирует везде.
Илья: Ты чувствуешь связь с Украиной находясь в Портленде?
Эльвин: Сложный вопрос. Больше наверно я чувствую связь со своей семьей из Украины, которая живет в Украине. А с Украиной, наверно, уже нет.
Илья: Чувствуешь ли ты при этом связь с портландским комьюнити иммигрантов из Украины или в более широком смысле иммигрантов из постсоветского пространства?
Эльвин: Нет (смеется). Нет. И еще раз нет! И это пожалуйста не вырезайте и опубликуйте именно так. Чисто принципиально. Можно же правду говорить, правда? Я когда переехал жить в америку я чисто принципиально сказал что я не буду контактировать с так называемым коммьюнити по разным причинам, которые я не скажу.
Илья: Частью какого коммьюнити в Портленде ты себя считаешь в таком случае?
Эльвин: Я ни с каким коммьюнити не ассоциирую себя.
Илья: С какими проблемами ты столкнулся после того как переехал из Украины сюда?
Эльвин: Медицинская страховка, которая меня безумно раздражает, и закрытые гей коммьюнити. Казалось бы все должно быть более открытым, но в Портленде образовалось несколько закрытых гей компаний или коммьюнити в коммьюнити, которые никогда не пускают новых людей. Они законсервированы между собой.
Илья: Получается ты все таки взаимодействуешь и в каком-то смысле соприкасаешься с портландским гей коммьюнити?
Эльвин: Я соприкасаюсь с людьми из этой закрытой гей коммьюнити. Иногда. Я когда переехал, я попробовал войти в одну из таких компаний и понял, что мне там не место, потому что на меня люди смотрят как на свежую жертву. Потому что я очень новый в этом городе и меня никто не знает и все хотят очень плотно познакомиться.
Илья: У тебя есть любимые места в Портленде, которые как-то связаны с украинской или постсоветской культурой и твоим опытом взросления и жизни в Украине?
Эльвин: Русский магазин. Я покупаю сардельки и селедку. Я скучаю за сардельками и селедкой.
Илья: Чтобы ты посоветовал иммигрантам из постсоветских стран основываясь на своем собственном опыте иммигранта?
Эльвин: Перестать быть законсервированными. Перестать ходить только в русский магазин. Научиться ходить в другие магазины, ездить в разные места, общаться с разными людьми не только из коммьюнити. Общаться с американцами, потому что как никак мы живем в Америке и переехали в Америку не для того чтобы жить среди своих и получать зеленые бумажки. Это мой совет и мой опыт. Наверно это в какой-то мере ответит на твой прошлый вопрос о том, почему я не общаюсь с коммьюнити.
Илья: Куда можно пойти чтобы расширить свой опыт общения с другими людьми и где мог бы возникнуть культурный обмен?
Эльвин: Это зависит от человека и от его возраста и чем человек интересуется. Молодым людям можно поехать в даунтаун выпить пива в баре и встретить миллиард новых друзей и начать с ними общаться. Пойти купить кофе где-то не у бабушки Вали, а у Клаудии Шифер. Просто выходить из дома и видеть людей.
Отрывок из пьесы «АТО. Монолог военного психолога»
<…>
(НА СХІДНОМУ ФРОНТІ, БЕЗ ЗМІН.
СКІЛЬКИ МОЖНА БЕЗ ЗМІН?
МЕТАЛ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ СТАЄ ГАРЯЧИМ.
А ЛЮДІ ВІД НЬОГО, ХОЛОДНИМИ.
НЕ КАЖІТЬ МЕНІ ТАМ, ПРО ЯКИЙСЬ ЛУГАНСЬК.
ВІН ДАВНО УЖЕ ГАНСЬК.
ЛУ- ЗРІВНЯЛИ З АСФАЛЬТОМ ЧЕРВОНИМ.
МОЮ ДРУЗІ В ЗАРУЧНИКАХ І ДО НЕЦЬКА, МЕНІ НЕ ДІСТАТИСЯ. ЩОБ ВИТЯГТИ З ПІДВАЛІВ, ЗАВАЛІВ І З ПІД ПІДВАЛіВ .
А ВИ ПИШЕТЕ ВІРШІ КРАСИВІ ЯК ВИШИВАНКИ.
ВИ ПИШЕТЕ ВІРШІ, ІДЕАЛЬНО ГЛАДЕНЬКІ.
ВИСОКУ ПОЕЗІЮ, ЗОЛОТУ.
ПРО ВІЙНУ, НЕ БУВАЄ ПОЕЗІЇ.
ПРО ВІЙНУ Є ЛИШЕ РОЗКЛАДАННЯ.
ЛИШЕ ЛІТЕРИ І ВСІ ВОНИ РРРРРР.
ПЕРВОМАЙСЬК, РОЗБОМБИЛО НА ПЕРВО І МАЙСЬК.
БЕЗКІНЕЧНО МАЄТЕСЬ, НАЧЕ ВПЕРШЕ.
ЗНОВУ ТАМ СКІНЧИЛАСЬ ВІЙНА.
АЛЕ МИР, ТАК І НЕ ПОЧАВСЯ
А ДЕ БАЛЬЦЕВЕ?
ДЕ МОЄ БАЛЬЦЕВЕ?
ТИМ БІЛЬШЕ НЕ РОДИТЬСЯ СОСЮРА.
УЖЕ НІХТО ІЗ ЛЮДЕЙ НЕ РОДИТЬСЯ.
Я ДИВЛЮСЯ НА КОЛООБРІЙ.
ВІН ТРИКУТНИЙ. ТРИКУТНИЙ.
І ПОЛЕ СОНЯХІВ, ОПУСТИЛО ГОЛОВИ.
ВОНИ СТАЛИ ЧОРНІ І СУХІ
ЯК І Я, ВЖЕ СТРАШЕННО СТАРА.
І Я, БІЛЬШЕ НЕ ЛЮБА, ЛИШЕ БА).
После последней поездки, недели две назад. Ехал вввв Дебальцево и… ввв… районы, которые возле Дебальцева находятся. Эмм… интересно в чем? В том, что… ммм… психологическая работа, она идёт до боевых действий, во время боевых действий и после боевых действий.
И там у меня был первый… ммм… опыт психологической помощи во время боевых действий. Эмм… и очень такие, очень интересные, и… ммм… я там был… ммм… дней двенадцать и за эти двенадцать дней… эм… ну, было очень много эмоций и ощущение прожитого целого года. Эм… потому что ум, он у нас запоминает самые яркие моменты и конец. Всё остальное не запоминает в какой-то истории. А там этих самых ярких моментов, было очень много.
Я приблизительно представлял куда еду, что еду. Ну, причем я до этого момента, никогда с автомата не стрелял… эээ… на БТРе тоже не ездил. Потому что не было у нас как-то такого. Ну, вообще в армии. Вот. А там… эээ… спасибо волонтёрам – снарядили всем, чем надо. Одеждой теплой. Потому что, что от армии, я б там… эээ… замерз. (что-то пьет) Дали бронежилет, каску… иии… поехал.
Эм… В чем интересно было? В том, что… (молчит) я понял, что мне надо ездить в линзах. Потому что… эээ… сильный ветер, когда ты едешь сверху на броне, постоянно задувает в глаза и поэтому ты должен все время быть в балаклаве. А с балаклавы поднимается пар в очки и ты слепой. Ааааа… ты должен максимально следить, чтоб никто не выставился с гранатометом и не стрелял в тебя.
Эээ… ну какой-то дом стоит разбомбленный. Вышел, стрельнул и всё. Или снайпер. За два с половиной километра… эээ… могут стрелять… Снайперская… Выстрел. Вот. Работал с подразделением. Аааа… приехали мы в штаб. Он находится непосредственно в Дебальцево. И поехали потом уже в зону боевых, ну там тоже зона боевых действий, но поехали в первую линию обороны.
Если посмотреть на карту АТО… эм… от она идет, потом от такой аппендицит и идёт дальше. Вот этот аппендицит – это само Дебальцево и все в окрестности. Мы как раз были вот тут вот в самом… эээ… передку. На самом передке. Када…. ну сейчас я расскажу, чем я там занимался. Когда я приехал. Я за собой не сильно заметил. Думал, всё нормально, но мне друг сказал, что у меня тут де-то шесть или семь волос поседело.
Выписали транквилизаторы мне и снотворное. Потому что первое время было, был очень плохой сон. Там нас по семнадцать-двадцать раз в день бомбили. Ииии… там, ты как-то привык к грохоту.
А тут ты, когда приезжаешь… ааааааа… ложися спать, очень страшная тишина. И поэтому…. или вроде в Киеве вроде, вроде везде бегаешь, ложишься спать, а тебе снятся как чеченцы пытают… эмммм… руки оторваны и всё остальное. Эмм…
И причем интересно, что… нууу… начался уже различать звук. Это град летит, это саул, это еще что-то.
Эммм… какие проблемы там основные были? Мы пришли в батальон, штаб которого находился в заброшенной шахте, и плюс в чем? Что там было бомбоубежище. Там хотя бы за шесть секунд можно среагировать… иии… эээ… и попытаться добежать до бомбоубежища. И подразделения батальона – это как блокпосты только просто местность и на месте… Это они называют клапан. То есть, кто пускает и выпускает. Находилось восемь клапанов. Первое, ну через километр два километра было уже, был клапан сепаратистов. И что, я не думал что, ну так, когда мы приехали туда, они очень удивились, что остаёмся вместе с ними.
Потому что за всё время, там два месяца уже подразделения находится, ни один начальник…ни один не приехал, увидел что летит снаряд, Сказал, «Хлопці, тримайтесь!» и уехал. То есть полностью оторваны от всех. Из бронетехники… эммм… ещё раз – я буду и дальше подчёркивать – это самая первая линия обороны. Ну, первее уже некуда. В батальоне только один БТР. Который не едет. Жёны с Волынской области, ходят по рынкам, ищут детали и как-то стараются передать волонтёрами на передовую, чтобы они как-то починили этот БТР. Техническое обеспечение – никакое.
Была температура минус девятнадцать зафиксирована. Ну, в основном гуляла минус десять и девятнадцать. Мылись в речке. Ну и причем были на возвышенности, постоянный ветер. То есть, ты помылся в речке… иии… сразу тебя обдувает. Поэтому я понял, что мне надо для счастья.
Один раз мне там подарили валенки и я понял, что я самый счастливый человек на свете Потому что для того, чтобы… ну… был контакт с людьми, мне нада было с ними стоять на постах и нада было отбиваться с ними же от атак, когда… эээ… эмм… был огонь со стороны противника. И стрелять мне нада было с ними в сторону противника. Ииии… координировать движения, куда летят снайперские наряды… эээ… Ну больше всего это ночь выстоять на посту, когда холодно, и ты понимаешь, что ты такой же как и он. Вот.
Когда подарили валенки, я понял что я самый счастливый человек на земле. Иии… потом я ещё понял, нас нуу один раз отвезли на полчаса в штаб, и там была возможность помыться. Я помылся два раза. И всё. И я щяс каждый раз ложусь спать, яяяяяя благодарю, я ну яяяяяя верующий человек. Благодарю бога за то, что у меня есть возможность… эээ… держать в тепле ноги и каждый раз мыться в горячей воде.
Эмм… очень большая проблема, с местным населением. Которое по 4-6 месяцев не получают зарплаты/пенсии и дети ходят на… эмм… блокпосты по 40-50 минут. Для того чтоб им дали волонтерские, волонтерскую еду, которую передают военным, для того, чтобы они не умерли с голода, потому что даже нет хлеба. В селе. Этими людьми тоже должен кто-то заниматься. То есть они три месяца жили без света.
Приехали военные и провели свет. Что ещё? Ещё интересные рефлексии были. Мы жили в блиндаже. Блиндаж был вырыт… эээ… людьми и поэтому… ну… он максимально тесный и максимально… ну… только от ветра спасал. Метр семьдесят пять в глубину, а я метр восемьдесят пять, ростом. Ширина, метр пятьдесят и длина – два с половиной метра. И мы там вдвоём. Первая и вторая полочка была. Жили. Я жил на второй. От потолка, то есть от брёвен, было 25 сантиметров. То есть каждый раз, когда я поворачивался, я чиркал… ну… одной или второй рукой.
Эммм… еще была у меня проблема с лёгкими, когда вернулся. Потому что была плохая буржуйка для того, чтобы топить и шёл угарный газ. И тут выбор: или ты мерзнешь, или ты дышишь угарным газом. Поэтому я спал… эээ… всегда в бафе для того, чтобы не задохнуться.
В чём ещё интерес, в том, что всё тепло поднимается наверх и весь дым тоже поднимается наверх. Тот подполковник – он был со мной внизу – ну он более… эээ… крупногабаритный был чем я и на вторую полку ему залазить не вариант был. Я всем этим дышал… эээ… но не так са….. но интересно было, что нам не было возможности защититься от ударов. Если там хотя бы было бомбоубежище….. Единственное, куда мы могли спрятаться, это был блиндаж. Так как мы были уже в блиндаже, а он, если метров от нас, ну метров двести падал от нас снаряд, а точнее не от нас, а от меня, потому что… эээ… там, где упал, осколки разорвали… эээ… полголовы… эм… одному коллеге, а второму оторвало ноги. Вот.
Эммм… и поэтому когда гремело… эээ… Ну по сути надо как-то быстро собираться и бежать, а ты находишься… ну… ввв… месте, ну максимально который ограждает от опасности эм и потом даже выбегать никуда не надо. Ну еси попадёт то просто ты понимаешь, что тебе раз… эммм… завалит или… эээ… ну если прямой снаряд…. но лучше чтобы прямой был – тя сразу убьет. Если непрямой – тя завалит, ты будешь умирать длительно и долго. Если не прибегут. Ну или останеся инвалидом или ещё что-то. Поэтому… эммм… как таковая ценность жизни… эээээм… поднялась в такие разы. Потому что ты не можешь спланировать свою деятельность на 5 на 10 минут… эммм. Постоянно гремит ии ии ии постоянно…Так.
<…>
Эльвин Рзаев (он/его): «Родился в Киеве, живу в Портленде. Мои родители встретились на шашлыках, что было вполне логично для азербайджано-украинской семьи. С тех пор моя жизнь идет в южных степях Херсонщины, на бакинском взморье и в портлендских горах Северной Америки. Получив образование в специализированной школе №91 и сыграв свой первый спектакль на сцене профессионального театра ТЮЗ (Театр Юного Зрителя), я продолжил обучение в театральном университете. В 2012 году я познакомился с движением «украинской новой драмы» и начал писать тексты. Вскоре в Москве прошел «партизанский» показ спектакля «АТО. Монолог военного психолога» (режиссер Андрей Май. Драматург Эльвин Рзаев, Андрей Май). После этого спектакль показывался в Австрии, Словакии, Македонии, Украине.»
Ілля Яковенко (він/його): Я художник из Украины, основатель Центра мистецтва та людської взаємодії (CAHC), и стипендиат Фулбрайт на магистерской программе Art + Social Practice в Portland State University. Я вырос на востоке Украины, в Мариуполе, и провел там значительную часть своей жизни. Моя семья по прежнему живет там и поэтому меня волнует благополучие региона. К сожалению, теперь у меня дома идет война. В своей художественной практике я занимаюсь поиском творческих путей разрешения конфликтов и поддержки взаимопонимания и солидарности средствами социально-вовлеченного искусства на межкультурном, международном уровнях и между сообществами.
Вебсайт: https://illia.cf/
Центр мистецтва та людської взаємодії: https://www.instagram.com/cahc.art/
The Social Forms of Art (SoFA) Journal is a publication dedicated to supporting, documenting and contextualising social forms of art and its related fields and disciplines. Each issue of the Journal takes an eclectic look at the ways in which artists are engaging with communities, institutions and the public. The Journal supports and discusses projects that offer critique, commentary and context for a field that is active and expanding.
Created within the Portland State University Art & Social Practice Masters In Fine Arts. Program, SoFA Journal is now fully online.
Conversations on Everything is an expanding collection of interviews produced as part of SoFA Journal. Through the potent format of casual interviews as artistic research, insight is harvested from artists, curators, people of other fields and everyday humans. These conversations study social forms of art as a field that lives between and within both art and life.
SoFA Journal
c/o PSU Art & Social Practice
PO Box 751
Portland, OR 97207
Email
Links
Program
Instagram
Facebook
Twitter
Sponsored by the Portland State University Art and Social Practice MFA Program